Двойная бездна - Страница 131

131

— Нет неразрешимых проблем, — сказал он. — Главное, найти нужный алгоритм.

— Возможно… — согласился Веселов с малопонятным ему словом, утихомирил чертика и впервые подумал, что свою проблему он еще и не пытался решать, а сразу же отступил…

4

Наутро вода в облаках иссякла и, выжатые досуха, они едва прикрывали небо серыми клочьями. Густой пар, насыщенный запахами земли и трав, океана и умирающих водорослей, поднимался над турбазой, и они вышли из коттеджа, как в дымовую завесу.

Узкие тропки, выложенные бетонными плитами, были как проходы в минном поле, к ним подступали невиданные травы в рост человека, разлапистые листья нависали над головами — напоенные влагой, они легко отдавали ее неосторожному пешеходу, и люди медленно шли след в след, выходя из тумана и уходя в туман.

А когда и туман растворился, и травы отдали лишнюю воду, они спустились по крутому склону к маленькой каменистой бухте в стороне от многолюдного пляжа.

Лежали на узкой полоске песка, бродили по мелководью, замедленно опускали руки в прозрачную воду, дотрагиваясь до морских ежей с черными ломкими иглами, до голубых звезд, отрывая от камней гроздья мидий.

Сошлись они быстро, словно бы знали друг друга много лет. Легкий нрав Веселова без напряжения находил подходы к любому человеку, а Федор Поливанов был из тех странных людей, за спиной которых задумчиво постукивают пальцем по голове, да еще присвистывают при этом. Он приехал из средней полосы с единственной целью — посмотреть на океан, ну, хотя бы на морской залив, войти в первозданную воду, Омыть свое сухопарое и сухопутное тело в великой и вечной купели. Да, именно так, и никаких пошлых восторгов, никаких жалоб на сырость, скуку, дурное питание. Он и в воду входил, как трепетный поклонник странной религии — медленно погружаясь до колен, бережно трогал поверхность океана, словно пытаясь разгладить морщины ряби, потом так же осторожно, будто боясь причинить боль вытесняемой своим телом воде, шел в глубину и ложился на спину. Лежал так, еле шевеля руками, смотрел в небо, и кто знает, какие мысли приходили к нему в ритме набегающих и убегающих волн. Выходя из воды, он молча обсыхал на солнце, ложился на песок и еще долго молчал, пока неугомонный Веселов не расшевеливал его, не разбалтывал, не отвлекал от мыслей, а быть может, наоборот — от безмыслия, от полного и непогрешимого покоя.

И тогда Поливанов вдруг словно просыпался, в глазах появлялась неуловимая насмешка, короткий взгляд становился пытлив, и каждый раз Веселов ощущал холодок в спине, будто вот — пришел человек, все о нем знающий наперед, его взлеты и падения, удачи и провалы и лишь до поры помалкивает, посмеивается про себя, наблюдая за ним, как за мышкой в лабиринте.

Так называемая душа Веселова в присутствии Поливанова приобрела форму с условным названиям: «Бережное обращение со странным человеком». Розыгрыш без зрителей не приносил удовольствия, да и грешно было смеяться над человеком, не склонным к юмору. Поэтому Веселов пытался удерживаться от шуток, хотя это не всегда удавалось.

— Это что за здание на берегу? — спрашивал Поливанов.

— Мелькомбинат, — честно отвечал Веселов.

— Да? А что он делает?

И Веселов не выдерживал:

— Мели намывает. Чтобы не прошли подводные лодки. Серьезная работа.

— Это надо просчитать, — бормотал Поливанов и, склонившись, черкал обломком раковины на песке свои формулы…

Однажды после обеда, когда они пришли на берег, Веселов спросил:

— Федя, ты не мог бы составить один хитрый алгоритм?

— Давай исходные данные, — легко согласился тот и взглянул на Веселова так, будто давно ждал от него этой просьбы.

И Веселов постепенно, пока солнце было высоко, между купаньями, лежа на песке, рассказал все, что знал сам. Поливанов слушал внимательно, делая пометки здесь же, на песке, словно конспектируя странную историю исчезновения отца Веселова.

Вся она вкратце выглядела так:

В сентябре пятьдесят четвертого года Геннадий Павлович Веселов, двадцатого года рождения, ушел (или был похищен?) из дома. Его жена уничтожила или тщательно спрятала все его вещи, документы (или он увез их с собой?) и больше никогда и никому (?) о причинах исчезновения мужа не говорила. Год назад она умерла, так ничего и не сказав сыну. В нынешнем году, в апреле, Веселов получил письмо с Дальнего Востока, где сообщалось, что отец Веселова жив, но тяжело болен и хотел бы увидеть его перед смертью. Краткое письмо было подписано кратко. «С морским приветом, Михаил Попрыго».

Веселов хотел сразу лететь сюда, но работа есть работа, отпуск — в конце лета, сын разболелся, жена раскапризничалась. Тогда он написал письма — одно Попрыго, второе — отцу, по адресу на конверте. Просил ответить подробнее, клялся, что не может приехать и обещал ближе к осени непременно выбраться. Он купил путевку на турбазу возле города, где жил отец, и написал еще одно письмо, но и на него ответа не получил. На другой день после приезда он поехал в город, нашел улицу, дом и квартиру: ему открыла уставшая от жизни женщина, недоверчиво выслушала его сбивчивые объяснения и ответила в том смысле, что нечего шляться по чужим квартирам, поди высматривает, что где плохо лежит, никаких Попрыго. здесь никогда не проживало, она, мол, одинокая, но честная, грабить у нее все равно нечего, фамилию Веселов она тоже никогда не слышала и слышать не желает, живет здесь без малого двадцать лет и надеется прожить не меньше, если всякие проходимцы не будут ломиться в ее дом…

131